— То есть, если вернуться, не вдыхая из этой трубки… — начинает Томаш.

— Может быть, будешь все помнить — кто ты, где ты. И — может быть! — сумеешь существовать, как в те времена, когда виртуал только появился. Входить и выходить по собственному желанию.

Но Реджина уже качает головой:

— Гарантий-то никаких! Вдруг ты просто попадешь обратно и будешь умирать раз за разом, как я, а даже если нет, все равно откуда ты знаешь, что сумеешь выбраться? Я лично не припомню там двери с надписью «Выход».

— У меня будете вы двое.

— И мы тебя вытащим, если что-то пойдет не так, — обещает Томаш.

— Не факт, — возражает Реджина. — Кто его знает, как оно, когда погрузишься полностью. Нам вот пришлось умереть, чтобы выйти.

— Но я же вас вытащил. И раньше люди все время перемещались туда-сюда. Можно для начала попробовать совсем коротенькими сеансами…

— Если вообще получится эту штуку запустить. Только зачем? Зачем тебе возвращаться? Это ведь не настоящая жизнь.

Сет глубоко вздыхает. В том-то и весь вопрос. Уверен он в своих словах или принимает желаемое за действительное?

— Затем, что теперь я знаю больше. Тогда мне казалось, что весь мир сжался в точку, а это ведь не так на самом деле. Да, он не идеален, но и не настолько безнадежен, как я думал. Нам всем — случайно — выпал второй шанс. И я хочу им воспользоваться.

— И еще раз увидеться с Гуманоидом, — подсказывает Томаш.

— Да. Не буду врать. Физически я сейчас тут, а он за океаном, на другом континенте, так что увидеться с ним можно, только вернувшись. Я хочу его отыскать. Сказать, что я понимаю. И Эйча найти. И даже Монику.

— Но ты же там умер, — не отступается Реджина. — На прошлой неделе… или когда там по их времени. Меня вот уже несколько месяцев нет в живых…

— В моем городе вообще-то сейчас зима. А здесь — ну никак не она. Так что, как я и говорил, может, время тут и там течет по-разному. Ты попала обратно ДО гибели. Значит, если вернуться с достаточным запасом знаний, чтобы все изменить…

— Тогда вся эта толпа, что собралась на твои похороны, просто плечами пожмет? «Ой, ошибочка вышла»?

— Ну, с Оуэном же как-то нахимичили, чтобы казалось, будто он не умирал. А с тем, кто и в самом деле жив-здоров, наверное, еще проще. Глюки неизбежны в любой программе, наверняка люди припоминают что-то неположенное…

— А нельзя погрузиться во время, которое сам выберешь? — оживляется Томаш. — Я бы вернулся туда, где мама еще не договаривалась с этими… Я бы ее спас. — Он сникает. — Хотя нет, она ведь умерла там по-настоящему. Ее уже давно не существует.

— Прости, Томаш. И потом, наверное, все равно не получится. Водитель возвращал Реджину в определенное время, вот оно, здесь. — Сет показывает цифры на экране. — И я никак не могу его поменять. Думаю, из-за этого мы и получили лазейку — потому что Водителю нужно было устранить сбой. Это же его работа.

— Слишком много «наверное» и «кажется», — осаживает его Реджина.

— Если есть объяснение получше, с радостью послушаю.

Реджина вздыхает:

— Лучше бы уж все это происходило исключительно у тебя в голове.

— Да, хорошо, я могу капитально ошибаться, но неужели не стоит попробовать? Представляешь, если мы действительно сможем свободно ходить из реала в виртуал? Мы расскажем остальным. Напомним им про настоящую жизнь.

— Они не захотят слушать, — отмахивается Реджина.

— Одни нет, другие — да. И если мы найдем способ их разбудить…

— Да не пойдут они обратно! Кому охота менять мир, где все работает, на мертвый и пустой?

— Твоей маме, например. Вдруг, если мы найдем способ ходить туда-сюда…

Он прикусывает язык, потому что Реджина чуть не выпрыгивает из кресла с таким видом, будто хочет его ударить:

— Даже не заикайся про мою маму! И не раздавай невыполнимых обещаний!

— Я не хотел…

Но Реджина уже уселась обратно, смаргивая злые слезы:

— Это только кажется, что всех можно спасти. И ты забываешь, что они в виртуале не просто так. Мир рухнул.

— Не рухнул, — возражает Томаш. — Мир залечивает раны. Вот олени, например. И мы.

— Да-да. Половина мира — это пепелище, а вторая половина тонет в пыли и грязи. Поэтому на самом деле, когда Сет вернется, его там встретят с распростертыми объятиями, у него снова будут настоящие друзья и настоящая семья, и он просто… — Реджина обрывает фразу на полуслове, делая зверское лицо.

— Я просто что? — переспрашивает Сет. — Забуду про вас? Ты это хотела сказать?

— А почему нет? Как и все остальные.

— Потому, дурья твоя башка, — наконец срывается Сет, — что я лез в океан, уверенный: у меня все отняли! Ничего больше не будет! Я до конца дней останусь одиноким и несчастным!

— Да-да, — тянет Реджина со скучающим видом. — А теперь ты наконец получил ценный урок и усвоил, что окружающие не все время думают о бедняжке Сете с его печальками.

— Нет, — твердо отвечает он. — Я усвоил другое. Что «еще» и в самом деле есть. Это вы. Вы оба и есть мое «еще».

— Вот, видишь! — Томаш, торжествуя, оборачивается к Реджине. — Он умеет говорить хорошее.

— Говорить можно что угодно, язык не отвалится, — не уступает Реджина. — Но что, если ты вернешься туда и погибнешь? Нам тогда что прикажешь делать? Похоронить тебя с почестями, потому что ты нас любил?

— Ну да, я рискую…

— Жизнью.

— Но рискнуть стоит. Понимаете, я хочу и то, и другое. Мне и они нужны, и вы. Раз я теперь знаю, что «еще» существует, я хочу его получить. Если жизнь не заканчивается, я хочу прожить ее по полной. И остальные тоже могли бы. Почему нет? Разве мы не заслуживаем?

Томаш с Реджиной переглядываются в наступившей долгой тишине.

— Может, даже и не сработает, — прерывает молчание Сет.

— А вдруг да? — возражает Реджина.

Сет вздыхает:

— Реджина, ты определись уже.

— Но ведь тогда все изменится.

— И что? По-твоему, лучше оставить все как есть? Думаешь, людям лучше не просыпаться? В буквальном смысле. Если мы найдем способ перемещаться туда-обратно, может, удастся изменить и остальное. Улучшить жизнь.

Реджина смотрит скептически:

— Геройствуем, да?

— А кто все время пытается заставить меня посмотреть фактам в лицо? Кто орет на меня за предположения, что это все исключительно в моей голове?

— То есть ты наконец поверил, что все взаправду?

Сет изображает ладонями чаши весов:

— Шестьдесят на сорок.

— А если я тебе скажу, что это все-таки в голове? — спрашивает Реджина. — И мы здесь только для того, чтобы помочь тебе смириться со смертью?

— Тогда я открою глаза пошире, вспомню, кто я такой, и без раздумий рвану вперед.

Реджина замолкает, сраженная вернувшимися к ней бумерангом словами.

— В жизни есть что-то еще, — подытоживает Сет. — Так давайте это отыщем.

— Да-а, — произносит Томаш, помолчав. — Не знаю, как вы, а я лично хоть сейчас!

76

Они решают попробовать сегодня же. Сет горит желанием отправиться немедленно, но даже он понимает, что после такого утра вздремнуть не помешает.

Однако никому не спится.

— А… черт с ним! — наконец сдается Реджина и поднимает Томаша с Сетом с кроватей. — Пойдем попытаемся, у тебя ничего не получится, и тогда мы наконец спокойно отдохнем.

— Отличный настрой, — кивает Сет.

Они начинают собирать вещи, которые нужно перенести в дом Сета, поскольку там самое подходящее место для пробной попытки. Посмотреть, в каком состоянии его гроб, и если он целее Реджининого, то действовать.

— Мне понравилась твоя мысль насчет внесения изменений в программу, — говорит Томаш. — Я мог бы научиться.

— Программа довольно сложная.

— А я очень умный. Наверняка у меня получится в ней разобраться и — та-дам! Томаш снова спасает мир.

— Ты бы причесался для начала. — Реджина передает Томашу бутылку воды. — Когда я тебя нашла, ты был обрит наголо. Как ты умудрился отрастить такую клумбу?