И сразу застывает в раздумье, не зная, в какую сторону сворачивать. Налево — Хай-стрит, которую он уже несколько раз видел. За ней, конечно, тоже есть кварталы, простиравшиеся раньше на долгие мили, если память не изменяет, а потом переходящие в поля.

Справа — станция.

«По путям можно хоть до Лондона дойти», — возникает неожиданная и отчего-то греющая душу мысль. Какая разница, что нет телефона с картами и Интернета? Зато, если идти по путям никуда не сворачивая, придешь в Лондон.

Он, конечно, не пойдет. Непотребное расстояние.

Стоп! Непотребное. Он что, серьезно сказал «непотребное»? Даже родители уже давно таких слов не произносили: все вытеснил американский сленг.

— Непотребное, — проговаривает он вслух, пробуя слово на языке. — Непотребное-утробное-трубное. — Сет поднимает глаза к небу. — Непотребное солнце.

Оно снова лупит вовсю, жарче прежнего, высушив почти всю грязь. Сырости и холода, на которые столько жаловались родители, нет и в помине. Да и сам он такого не припомнит, хотя воспоминаниям восьмилетки вряд ли стоит доверять. И все же. Здесь куда жарче, чем он привык думать. А когда еще и пар от мостовой идет, почти тропики. С которыми Англия точно никогда не ассоциировалась.

— Странно.

Поправив рюкзак, Сет сворачивает направо, к станции.

Улица, которую он переходит, ничем не отличается от остальных, такая же пыльная и пустынная. Наверное, пора выработать какую-нибудь систему осмотра, сперва обыскать более тщательно те дома, куда он уже вламывался, а потом пошерстить дальше по району. Вдруг что полезное удастся найти? Консервы, например, или инструменты и одежду получше. А может, где-нибудь отыщется огород…

«Участки!» — осеняет его.

Конечно! Огромное, разбитое на частные огородики поле, начинающееся за… Где же? За спортивным комплексом? Точно, вот что громоздилось за железной дорогой — спортивный комплекс, а за ним участки. Там, конечно, тоже все заросло, но ведь наверняка что-нибудь съедобное уцелело?

Он ускоряет шаг, почти машинально поворачивая на длинную бетонную лестницу между двумя многоэтажными зданиями. «Многоквартирник» — вспоминает он английское слово. Еще одно. Интересно, английский акцент тоже вернется? Гудмунд постоянно просил его «поговорить по-британски», причем сказать не что-нибудь, а…

Боль утраты пронзает снова. Сильно. Слишком сильно.

«Иди, не останавливайся, — велит он себе. — Иди, и все».

Лестница выходит на тротуар, который тянется к построенной на возвышении станции. Ее видно отсюда. Чтобы добраться до огородов, нужно пройти насквозь, потом по мосту над путями на дальнюю платформу. В предвкушении Сет входит внутрь, не задумываясь перепрыгивает через турникеты и взбегает по невысокой лестнице на первую платформу…

Где дожидается поезд.

Состав короткий, всего четыре вагона, электричка, курсирующая между этим городком и соседним. Кажется, вот-вот откроются двери и на платформу хлынут приехавшие или, наоборот, поезд плавно покатит прочь.

Ни того, ни другого, конечно, не происходит. Поезд стоит, как стоял, молчаливый, словно скала, покрытый неизменной пылью. Сорняки пробиваются из трещин в платформе и кое-где даже из желобков на крыше поезда. Он уже давно не трогался с места, как и машины вдоль тротуаров.

— Эй? — зовет Сет.

Подойдя вплотную, он заглядывает в окно, но там ничего не разобрать, да и окна такие пыльные, что почти не пропускают свет. Сет нажимает кнопку на ближайших дверях, но электричества нет, и двери не реагируют.

Он смотрит в сторону головного вагона. В кабине машиниста двери открыты. Сет идет туда и, вытащив фонарик из рюкзака, просовывает голову в кабину. За пультом только одно сиденье — неожиданно. Он-то думал, там по два, как в самолетах. Стекла приборов либо потрескались, либо затянуты пылью, лампочки не горят.

Из кабины ведет дверь внутрь состава, и она тоже открыта. Сет залезает в кабину и светит фонариком вдоль центрального прохода по вагону.

Оттуда пахнет. Сюда явно заглядывали звери. Воняет мочой и навозом, пыль на линолеуме размазана, по ней тянутся разные подозрительные потеки. Сет представляет притаившихся под сиденьями лис, которые наблюдают за ним из темноты и ждут, что он сделает дальше.

Пока он только оглядывается, переполненный воспоминаниями. Яркое солнце пробивается даже через пленку пыли на окнах, расписанных непонятными граффити, и в тусклом свете можно различить рисунок на голубой обивке сидений — мелкую диагональную клетку. Сет проводит рукой по спинке, рыхля ворс кончиками пальцев.

Поезд. Поезд.

Он не ездил на поездах после Англии. Ни разу. На Западном побережье Америки не пользуются поездами. Там ездят только на машинах. Повсюду. Его нога в буквальном смысле слова не ступала на подножку поезда с тех пор, как они перебрались за океан.

А ведь сколько значил для него поезд в детстве! Поездки в Лондон, к морю удовольствий, которые обрушивает большой город на шестилетнего, потом семилетнего и восьмилетнего мальчишку. Зоопарк, колесо обозрения, Музей восковых фигур, другие музеи (поскучнее, потому что без восковых фигур). Или в противоположную сторону, к настоящему морю, с замками из песка и большими белыми утесами, на которые мама не пускала ни его, ни Оуэна. И галечными пляжами. И паромами до Франции.

Когда тебе восемь, поезда всегда катят навстречу приключениям, помогая вырваться из наскучившего круга одних и тех же домов, одних и тех же лиц, одних и тех же магазинов. Глупо, наверное, прыгать от радости из-за обычной поездки, которую миллионы людей совершают ежедневно, но Сет чувствует, как губы расплываются в улыбке. Он идет по вагону, светя фонариком на решетчатые полки для вещей и кресла, составленные то по два, то по три в ряд, и в дальний конец вагона, где за дверцей скрывается жуткий туалет, куда Оуэну неизменно приспичивало через пять минут после отхода поезда от станции в любом направлении.

Сет мотает головой. Он почти забыл о существовании поездов. Подумать только, какой экзотикой они казались ему в детстве…

«А вот так вот. Поезд».

Именно в эту секунду дверь туалета распахивается с треском, и оттуда прямо на него с ревом несется чудовище.

21

Заорав от ужаса, Сет бежит назад по проходу, лишь разок отважившись оглянуться…

Огромная черная туша несется на него…

Остервенело вереща и подвывая…

Два горящих злобой глаза смотрят прямо на него.

Сет влетает в кабину машиниста и, врезавшись в пульт, вскрикивает от боли в бедре. Карабкается через кресло, на какой-то ужасный миг цепляясь за что-то лямкой рюкзака, но успевает вырваться, как раз когда жуткая туша вваливается в кабину.

Выскочив из поезда, Сет несется по платформе со всех ног, роняя по пути фонарик. Взгляд через плечо — туша реактивным снарядом выстреливает из кабины, хлопая болтающейся на петлях дверью, потом разворачивается и пускается вдогонку.

Она бежит гораздо быстрее, чем Сет.

— Блин! — вопит он, энергично работая руками и вспоминая кроссы, хотя тогда был бег на длинные дистанции, а не спринт, и он еще совершенно не восстановился после…

За спиной раздается визг.

(Визг?)

Взлетая на мостик между платформами, Сет бросает еще взгляд через плечо.

Туша оказывается громаднейшим, мерзейшим, грязнейшим диким кабаном.

«Кабан? — изумляется Сет, перебирая ногами ступени. — За мной гонится кабан?»

Зверюга следует за ним по пятам по платформе, затем по ступеням, уже видны желтые щербатые клыки, которыми она в два счета вспорет тебе живот.

— БЛИН! — Сет с воплем топочет по мостику, но он так устал и так слаб, что от кабана ему точно не удрать. Зверюга догонит его еще до спуска на вторую платформу.

«Меня задерет СВИНЬЯ. В АДУ».

Это так нелепо, так возмутительно, что у Сета все вскипает внутри, и он едва не упускает шанс спастись.